Побег из стратегического курятника - Владимир Крючков

Но настоящее постижение стратегии началось в период консультативной работы. Не имея опыта практического консультирования, я пришел к первому заказчику15, бледнея от собственной наглости. И когда генеральный директор крупного предприятия прямо спросил меня, какие цели я преследую, заявляясь на эту работу, я честно сказал, что мне, как ученому, интересно проверить ряд гипотез. Сейчас это покажется странным, но этот ответ убедил его в том, что со мной можно работать. И мы сотрудничали шесть лет. Да и сейчас мы с ним время от времени созваниваемся и вспоминаем былые дни с гордостью за проделанную работу16. Он был редким заказчиком, который заказывал консультативную работу в период расцвета своего предприятия. Я как-то спросил его – зачем ему мои услуги, ведь предприятие является лучшим в стране, обороты и прибыль растут. На что он просто ответил, что именно сейчас, когда есть и деньги и силы, полезно посмотреть, что не так и вовремя исправить. К сожалению, в дальнейшем ко мне в основном обращались руководители предприятий, у которых проблемы находились уже на такой стадии, что приходилось разрабатывать чрезвычайные меры.

Говорят, у каждого хирурга есть собственное маленькое кладбище. То же можно сказать и о консультанте. И когда меня заказчики при первом знакомстве просят привести примеры предприятий, которые выправились и разбогатели, следуя моим консультациям, я чаще привожу примеры предприятий, которые практически прекратили существование, поскольку не следовали им. В средневековом Китае после смерти пациента врач вывешивал на воротах черный шар. И его квалификация оценивалась по количеству шаров – чем больше шаров, тем выше квалификация, поскольку врач должен бороться со смертью, и чем больше он с ней сталкивался, тем больше о ней знает. Но это – в Китае. Моих клиентов эти примеры чаще отпугивают.

Так вот, в ходе выполнения первого заказа я начал с анализа состояния предприятия. Взял данные годовых бухгалтерских отчетов за 15 лет – сколько смог найти. Составил таблицы и начал строить графики взаимозависимости основных показателей. Напечатал целый альбом графиков, но кроме тривиальных выводов они мне ничего не дали. Главный бухгалтер17 долго наблюдал за моими мучениями и вежливо спросил, что я ищу. После моих сбивчивых объяснений он вздохнул, достал старую общую тетрадь и коротко сказал: «Пиши!» И задиктовал мне настоящие, а не отчетные данные за все 15 лет. Формы графиков волшебно изменились. Один из них привлек мое особенное внимание. Покрутив его и так и этак, я показал его своему знакомому физику со словами Винни Пуха: «Это ж-ж-ж – неспроста!» Физик18 согласился, но ему лень было заниматься тривиальной, с точки зрения физики, задачкой.

Спасло положение то, что у меня оставались деньги по договору и я предложил ему банально заработать. И он взялся. Достаточно быстро мы создали автоколебательную модель и «прогнали» ее на компьютере. Здесь придется сделать лирическое отступление – рассказать о Сереге. На компьютере модель прогонял именно он. Познакомились мы с ним следующим образом. Когда я приехал после аспирантуры по распределению в Омский политех, сразу начал искать приличный пакет прикладных программ по регрессионному анализу. По опыту работы в заводском вычислительном центре (ВЦ), я знал, что в комплекте стандартного программного обеспечения ЭВМ серии ЕС есть хорошая программа по регрессионному анализу. Поэтому я сразу пошел в институтский ВЦ и спросил, как мне ей воспользоваться. Меня отправили по инстанциям, по которым я ходил около месяца, так ничего и не добившись. Тогда я пошел на семинар к математикам, где выступил с проблемным докладом о моделировании некоторых экономических кривых в помощью модели зависимости плотности ядра звезды от ее радиуса. Реакция математиков была сдержанно вежливая – меня дослушали. После семинара ко мне подошел невысокий худой человек в очках и предложил побеседовать поподробнее. Так началось мое знакомство с настоящей наукой в институте. Он разъяснил мне, что науку в институте делают не в кабинетах начальников, а в прокуренной лаборатории в 6-м корпусе, где собираются люди со степенями и без степеней, которые уважают друг друга только за конкретные умения. Он же мне и посоветовал сходить к начальнику машины СМ-1420 Сереге19. На этом мои проблемы с программированием и расчетами закончились на 10 лет. Серега оказался не только представителем вымирающей профессии – системный инженер – но и прекрасным прикладным математиком. Стоило мне помечтать и поводить в воздухе руками, воображая кривую, которую я хотел получить, наутро я получал ее график. Но вернемся к истории с автоколебаниями. Мы с Марком (физик) добились приемлемой имитации графика и сели писать статью. Нас вдохновляла недавно прочитанная статья в Scientific American профессора Стэнфордского университета W. Brian Arthur о перспективах применения автоколебательных моделей в экономике. Написав, отдали ее в редакцию солидного журнала «Экономика и математические методы». Там ее приняли и меланхолично заметили, что выйдет она года через три-четыре. Я обомлел и переспросил – почему так поздно. Мне так же скучающе объяснили, что я – чужак, у них хватает статей собственных аспирантов. Я забрал статью, и мы отослали ее в редакцию другого журнала – «Эко». Оттуда вскоре пришел ответ, что статья мало напоминает экономическую, и нам полезно было бы включить в соавторы какого-либо экономиста. Поняв это, как прозрачный намек, мы и оттуда забрали статью. Приятель сказал, что с нашими журналами бесполезно иметь дело, надо переводить ее на английский язык и публиковать за рубежом. С тем и уехал на ПМЖ20 в Израиль.

Прошло полгода. И вот я получаю письмо из Израиля, в котором он лаконично сообщает, что, гуляя по Иерусалиму, увидел на заборе афишу о лекциях по экономике профессора W. Brian Arthur и пары видных американских ученых-экономистов. Надо заметить, что мой приятель всегда отличался конкретностью мышления и целеустремленностью – он тут же позвонил в гостиницу, разыскал этих ученых и спросил, как с ними побеседовать. Они не удивились и ответили, что лучше всего это сделать во время обеда в ресторане, куда он тут же и подъехал. В ходе разговора они сразу сказали, что статья нормальная и не стоит тратить время на экономические журналы. Стоит послать ее Джону Касти в нью-йоркский журнал, они порекомендуют ее ему. А надо сказать, что Джон Касти – величина мирового уровня в физике колебаний. Короче, через полгода наша статья вышла в Applied Mathematics and Computation.

Еще через полгода я получил сразу два приглашения – вступить в American Mathematical Society (AMS) и подать статью о себе в Who Is Who in the World. Годовой членский взнос в AMS составлял 120 долларов США. В то время я получал в университете 10 долларов в месяц, о чем и сообщил американским математикам, извинившись за невозможность принять их приглашение. Они тут же прислали второй вариант с годовым взносом в 16 долларов, который был предусмотрен для членов сообщества из «economically troubled countries21». Мне стало неудобно перед такой заботой, и я согласился. Для уплаты взноса пришлось заводить валютный счет в нашем банке. Каждый год я вносил 21 доллар на свой счет (5 долларов стоило обслуживание счета) и торжественно перечислял 16 долларов в общество. От предложения же от Who Is Who in the World пришлось отказаться – было лень переводить информацию о себе на английский язык, да и усиливать фантасмагоричность ситуации тоже не хотелось. Кому в этой стране были нужны мои зарубежные членства и публикации? В это же время я получил письмо от научного центра французской нефтяной компании Elf с вежливой просьбой о разрешении перепечатать нашу публикацию в их сборнике. Конечно, я разрешил, лишний раз ощутив нереальность происходящего.

За преподавательскую деятельность платили крохи, из высшей школы поуходили в бизнес все мало-мальски стоящие преподаватели, в основном остались те, кто никому не был нужен за пределами своего вуза (шло активное переименование институтов в академии и университеты, в результате университетов в стране стало больше, чем ПТУ, которые, в свою очередь, переименовались в лицеи и колледжи). Не хочу огульно оскорбить тех преподавателей по призванию, которые продолжали практически благотворительную деятельность, работая честно и продолжая традиции отечественной высшей школы, героически выживая в условиях нищеты. Но, как я уже сказал, подавляющая часть оставшихся была не лучшего качества. Через какое-то время оставшиеся оправились, остепенились «на безрыбье», позанимали посты, освободившиеся после ухода коллег и потихоньку стали превращаться в больших, очень больших и выдающихся ученых.